Родился в с. Благовещенском в 1901 году. Семья у нас была большая: семь братьев и сестра. Ох, и трудное это было время, голодное, безрадостное. Об учёбе сильно думать не приходилось, потому что в школу ходить не в чем. Жили в бедности и нужде, поэтому я был вынужден с 14 лет идти работать к кулакам. С большой радостью и надеждой мы встретили Октябрьскую революцию.
В 1919 году я пошёл в красную Армию. Это было тяжёлое время для нашей молодой республики. В 1920 году пришлось принимать участие в боевых операциях с панской Польшей. В одном из сражений получил ранение левого плеча разрывной пулей. Конечно, после излечения в госпитале был демобилизован. Вернулся к себе на родину. К мирному крестьянскому труду.
В 1930 году у нас был образован колхоз. Здесь я работал до самого 1941 года. В августе началась уборочная горячая страда. Я как раз занимался уборкой ржи, когда пришла повестка из военкомата. Так, прямо от комбайна опять пришлось возвращаться к воинскому труду.
Вначале нас три месяца обучали: стрелял, рыли окопы, учились атаковать и обороняться, сражаться с танками. Потом прямая дорога на северный фронт, на оборону Мурманска.
Зима. Морозы. Особенно тяжело приходится в эту пору солдату, так как не всегда можно согреться в тёплом доме, или в укрытии около времянки – буржуйки, или даже около костра. Зачастую находишься на позициях, открыты морозу. Ветру, нередко ночи проводили в снегу. Тогда на некоторое время забудешься, задремлешь, но вскоре снова от холода просыпаешься.
На севере стойко держались советские солдаты, не давали немцам и финнам прорвать оборону. И здесь часто разгорались сильнейшие бои. Мне приходилось в таких боях сражаться против фашистов. Но в последнем бою нашему подразделению не повезло.
Во время одной из операций финны сумели взять нас в кольцо. Их пулемёты и автоматы косили наши ряды. Мы отстреливались, но силы были слишком неравны. Я лежал на снегу рядом с земляком Андреем Севастьяновым и вёл огонь из винтовки. Вдруг услышал, как кто-то из ребят крикнул, что Маковкина Семёна убило. Это тоже мой земляк, он в метрах двадцати отбивался. Но даже подобраться к нему не мог, потому что в эту минуту в левую ногу мне ударила пуля. Боль, кровь. Андрей Севастьянов только успел меня перевязать, как сам упал бездыханным.
Я лежал на снегу, который пропитался кровью из моей раны и стал смерзаться. От холода, потери крови, боли я находился в полубессознательном состоянии. Такого меня и взяли в плен. Кошмарное время пленения потянулось для меня. Вначале нас, раненых, всех разместили в одном бараке. Медицинской помощи, конечно, никакой. У кого организм покрепче да раны не слишком страшные, тот мог рассчитывать на выздоровление. Так и случилось. Умирали страшно много, каждое утро выносили на мороз скончавшихся от ран. Не содействовала выздоровлению и пища. Что это было? Два-три раза в день сварят мороженой картошки, щедро разбавят водой и дают по черпачку по жестянкам. Берёшь эту банку, а там не бурда даже, а вода – водой. Потому многие и остались под могильными холмиками, редко кто выздоровел.
Мне повезло, нас, оставшихся в живых, перевели в концлагерь, тоже в бараки. Еда такая же, только теперь с утра до вечера нужно было работать в лесу, валить деревья, пилить их, словом, заготавливать древесину.
Отношение конвойных, финнов – фашистов нельзя назвать гуманным. За малейшее нарушение жестоко били, издевались. Стреляли при малейшем подозрении, что собираешься бежать. Мне с незажившей ещё раненой ногой не приходилось думать о побеге: далеко бы не ушёл. Но, то и дело кто-нибудь из наших ребят убегал, несмотря на колючую проволоку, сторожевые вышки с пулемётчиками, охотников с оружием. Не все побеги удавались, даже скорее редкие удавались. Пойманных беглецов самым безжалостным образом избивали, калечили, потом в лагере, построив пленных, устраивали показательную казнь. Специально для этой цели посреди лагеря стояли виселицы. И всё-таки не смирившиеся советские люди бежали.
Была в лагере и ещё одна мера «воздействия» на некоторых пленных. Если кто хотя бы маленько провинился, его ставили по сойке «смирно» на два часа на месте построения. За его поведением зорко следил часовой. Стоило пленному сделать хотя бы малейшее движение, как сразу следовала немедленная казнь: вешали или расстреливали. В таких условиях: голоде, холоде, ежедневных издевательствах – приходилось выживать и выполнять непосильный труд, что может выдержать только здоровый, крепкий человек. Ничего удивительного нет, что многие не выдерживали. Заболевали и попадали в другой лагерь, для больных. Его ещё называли местом смертников. Редкий попадавший туда – возвращался живым. Попал в это страшное место и я, до сих пор удивляюсь, как остался жив. Лекарств не было, больные предоставлены самим себе. Кто бредит, кричит, мечется в беспамятстве, кто просит пить, а кто уже лежит безмолвным и холодным: он умер. Страшные воспоминания об этом лагере.
Мне удалось вырваться из объятий смерти. Слабый, но живой был возвращён в основной концлагерь. И опять работа, в жестянке – бурда, и каждодневное ожидание смерти, которая таилась в дуле автомата охранника, в раскачивающейся петле виселицы, во всей жизни не имеющего никаких прав узника концлагеря.
Даже и там, в глухих лесах, отгороженные от мира колючей проволокой, изолированные и угнетённые, мы чутко реагировали на малейшие изменения в поведении охранников, стараясь понять. Как идут дела на фронте, близко ли родная красная армия, с которой связывали мечты об освобождении. С жадностью расспрашивали тех узников, которых переводили к нам из других лагерей. Да и когда нас перегоняли в другой концлагерь, мы пытались узнать, скоро ли грянет над фашизмом справедливое возмездие. Чувствовалось, что гитлеризм и его союзник – Финляндия выдыхаются, что советские войска громят их на фонтах. И, наконец, наступила для нас минута великого счастья, когда ворота концлагеря широко открылись – нас ждала свобода. Как сейчас помню нас, узников, в потрёпанной одежде, еле живых, измождённых и истощенных до последней степени. Мы стояли, ошеломлённые, ещё не до конца осознавшие, что позади, как в страшном сне осталось всё то, что принесла война, сломавшая и отнявшая многие миллионы человеческих жизней.
Когда я вернулся домой, то многих, с кем уходил на фронт, не досчитался. Сейчас припоминаю, что Михаил Капралов, с которым вместе готовились к боям, вместе начинали воевать, погиб. Он пошёл в разведку, чтобы узнать силы фашистов, засечь их огневые точки, но, выполняя боевое задание, погиб. Нет сейчас в живых и Александра Матвеевича Букреева. Он прошёл всю войну, доблестно сражался, остался жив, но уже после войны умер.
Я глубоко уверен, что у наших потомков в памяти останутся все те, кто с оружием в руках сражался за честь и независимость нашей Родины.
Я родился в 1927 году, поэтому участвовать с оружием в руках в борьбе советского народа с фашизмом я смог только с ноября 1943 года. Именно в это время я получил повестку, предписывающую явиться в Шумихинский военкомат для последующего прохождения службы в армии.
Для начала нас, необученных и не нюхавших пороха, переодели в военную форму и стали усиленно готовить в боевом отношении. Прошли курс молодого бойца, научились окапываться, перебегать во время атаки, прикрывать огнём товарищей, бросать гранаты, стрелять, маскироваться. Не хватало только настоящей фронтовой практики, чтобы стать обстрелянными солдатами.
И вот мы в первом бою. Случилось это под знаменитым городом Нарвой. Тем самым городом, под которым в 1918 году немецким войскам Кайзера Вильгельма противостояли плохо обученные, слабо вооружённые добровольческие отряды молодой советской республики. Тогда немцы были разгромлены, тогда родилась и Красная Армия.
И мы в этом бою поддержали боевые традиции отцов. Страшный это был бой. Страшен для нас, участвующих в этой смертельной схватке впервые. Тогда мы поняли, чем учёба отличается от боя. Рвались снаряды и мины, навстречу нам летели пули. И я видел, как падали мои товарищи, с которыми бок обок жил, готовился к боям несколько месяцев. Мне повезло в первом бою – остался жив и невредим.
А фашистов мы погнали из города. Потом мой путь лежал с боями дальше. Прошли, освободили Белоруссию, потом, когда вышли к границе нашей страны, то вступили в Польшу, освобождая наших соседей от фашизма. Сильные сражения были в Польше, немало полегло там наших ребят. Мы шли вперёд, правее Варшавы, освободили город Цеханув. Потом с большими боями форсировали реку Вислу. За умелые действия. Бесстрашие и героизм многие наши солдаты и офицеры были награждены орденами и медалями. Я был удостоен ордена Красной Звезды.
Шёл всё тот же 1944 год. Жесточайшие бои велись нами на территории Польши с гитлеровцами. Всего уж и не упомнить. За участие в них я был награждён медалями «За боевые заслуги» и «За отвагу».
До конца войны, до нашей Победы довоевать не пришлось. В феврале 1945 года я был тяжело ранен, а после излечения в госпитале демобилизован из армии. На этом закончилось моё участие в Великой Отечественной войне.
Как же, очень хорошо помню этот воскресный день 22 июня 1941 года. Война полностью перекроила нашу жизнь, перечеркнула наши планы, оторвала отцов от детей, мужей от жён, искалечила, сделала несчастными многих, отняла жизни миллионов людей.
Я пошёл в армию с первого дня войны. Вначале нас перебросили в г. Миасс, где пробыли до августа. Мы ставили в строй эвакуированные из западных областей страны заводы, готовили фундаменты под станки, устанавливали их. Фронту нужны были оружие, боеприпасы, и поэтому станки уже сразу начинали работать на новом месте, давая продукцию.
Позднее нас перевезли в г. Уфу, где до октября учили тактике владения оружием, учили метко стрелять, далеко бросать гранаты. Когда курс ускоренной подготовки остался позади, нас направили в Тулу, где получили оружие. Мы готовились к ужину, уже приступили к нему, как налетели фашистские бомбардировщики. Их отогнали огнём.
Потом мы погрузились в вагоны. И эшелон двинулся к фронту. Однако до Тулы мы отъехали всего километров тридцать, как пришлось выгружаться: не давали покоя самолёты. И уже пешим порядком наше подразделение двинулось к фронту. А он был недалеко, под Козельском. Вот тут мы уже окунулись в войну, как говорится, под самую маковку. Были изнуряющие бои, бессонные ночи, атаки и контратаки. Мы встали в оборону. Заняли траншеи. Ждём.
Утром на наши головы посыпались бомбы с немецких самолётов. Земля ходила ходуном, вставала на дыбы, всё утонуло в дыме, прошиваемом горячими осколками, которые рвали и калечили тела. Ещё не улеглась пыль, поднятая авиабомбами, а уже вновь она взметнулась от артналёта. Теперь наши многострадальные позиции долбили и долбили снаряды. А уже сквозь грохот взрывов до нашего слуха донёсся натужный рёв танковых моторов. За прикрытием танков шла пехота врага.
На наших позициях ещё рвались снаряды, а уже по наступающим фашистам ударили пулемёты, винтовки. Мы вступили в бой. Кто не воевал, тому представить трудно, что это такое – бой: грохот взрывов, свист осколков, пуль. Это падающий на землю, захлёбывающийся своей кровью товарищ, это резкая боль от врезавшегося в твоё живое тело горячий кусок железа. Это искореженное нечеловеческой злобой лицо бегущего на тебя фашиста. Это доля секунды, когда решается, кто успеет выстрелить первым – ты или он. И когда от твоей пули рухнул на землю фашист, ты слышишь – на твой окоп надвигается громадина танка. Вот стенки окопа рушатся, погребая тебя под грудой земли. И когда сосед по траншее отрывает тебя из-под земли, ты кричишь ему, он кричит тебе. Но не слышно: в воздухе стоит сплошной грохот боя. В этом бою в ногу мне впился осколок. В санчасти меня перевязали, и я снова стал в строй.
Тяжелое, горькое это было время. Враг ещё силён. И, как бы мы отважно не сражались, устоять было трудно. От нашего подразделения осталось очень мало бойцов. Мы отступили. Но это было последнее отступление в моей боевой биографии. И когда под Москвой наши войска сначала остановили фашистов, а потом и разбили их, с тех пор мы шли вперёд, гоня с родной земли наглого захватчика.
Наш боевой путь, отмеченный сражениями, лежал через Белоруссию – Бобруйск, Минск, Брест, через Польшу до Германии.
И вот мы в Германии, стране, которая принесла столько бед людям мира. Мы с жадным любопытством присматривались ко всему в Германии, пытаясь понять истоки фашизма, уловить, чего же не хватало гитлеровцам, что они пошли огнём и мечом завоевывать себе «жизненное пространство». Германия сильно отличается от Польши. Там бедность проглядывает во всём. В деревнях хатки под соломой, нищета и убожество. Голодные и забитые жители. А когда перешли реку Буг, попали в другой мир. Сытность и довольство благополучного житья. Дома добротные, кирпичные, крыты черепицей, дороги отличные. В подвалах множество всевозможных консервов, варений и солений. Хорошо жили бюргеры, а еще чего-то надо было им, вот пошли на восток, за что и поплатились.
С большими боями шли мы по германской земле. Франкфурт-на-Майне, Брандербург, Эленштейн. Пришли к городу – крепости Кенигсберг. Там было много военных заводов. И хотя город окружён и обстреливается, заводы в агонии ещё работали, выпуская военную продукцию.
Крепость эта была очень крепким орешком: толстые крепостные стены, рвы, многочисленные пулемётные, артиллерийские огневые точки, минные поля. Но и у нас уже была своя могучая техника, мощное оружие, в достатке самолётов, танков и боеприпасов. И, прежде чем на штурм города пошли солдаты, его основательно обработали наши бомбардировщики, потом мощную артиллерийскую подготовку провела артиллерия. И только потом шли на приступ мы. И взяли хвалёный город – крепость.
На Берлин нам наступать не пришлось, это досталось на долю других. Мы дошли до Эльбы. Однажды майским утром я услышал, что война закончилась! Тут же поднялась стрельба, на радостях палили в небо из всего оружия наши доблестные солдаты, прошедшие с победой до Германии.
Были тут слёзы радости, слёзы печали. Радовались, что война победно завершена. Горевали, что многим боевым товарищам не довелось радоваться этой великой Победе. И я вспомнил в это время многие сожжённые, разрушенные наши города. Вспомнил многострадальную землю Белоруссии. Ведь это ужас один, что там делали фашисты. Порушено, сожжено всё, что могло гореть, что можно было разбить. Разрушен Минск. Многие тысячи людей убиты, замучены. И вот сегодня враг, коварный, жестокий, беспощадный повержен. Это была Победа всего нашего народа над фашизмом.
Домой из Дрездена мы отправились пешком 25 июня 1945 года, и до Минска дошли уже в августе.
После демобилизации я вернулся домой и занялся мирным трудом, но никогда не забуду самую жестокую из войн, не забуду подвига русского солдата. Вечная память погибшим, вечная слава живым!
Весной 1941 года я был призван в ряды Красной Армии. Местом службы стала Литва. Недалеко от столицы республики города Каунаса мы готовили пограничные укрепления. 22 июня рано утром началась бомбёжка нашего расположения. Так для нас началась война. Наше подразделение отвели под Сталинград, там произошла переформировка и мы попали на фронт.
Мне приходилось участвовать во многих боях. Скажу, что один бой не похож на другой, но роднит их одно – встречаются в схватке не на жизнь, а на смерть. Они убивают друг друга и это страшно, в этом проклятая суть войны. Человек рождён, чтобы жить в мире и счастье, а тут – война. Но уж, коль Гитлер напал на наш свободолюбивый народ, то пощады ему и его подручным не было.
Сражения шли один за другим, кровопролитные, жестокие. Многие хорошо знают. Что хуже всего пришлось в 1941 году, когда немцы бросили против Советского Союза огромную мощь своей армии и армий своих союзников. Именно летом и осенью1941 года пришлось нашей армии вынести всю тяжесть первого напора, испытать горечь временных неудач, понести огромные потери в людях и технике.
Мне пришлось перенести тяжесть многокилометровых маршей, голод, когда не было возможности доставить продовольствие. Перевязывал раны товарищей, ходил в атаки, вгрызался в землю во время артналётов врага, разил из оружия ненавистных фашистов. Страшное это было время.
Во время одного из боёв, когда гитлеровцы обстреливали наши боевые порядки артиллерией, досталось и мне. Шрапнелью я был ранен в левое бедро и в челюсть. Двое суток пролежал в полевом госпитале, потом был направлен в другие, уже тыловые госпитали. И ещё два месяца лечения. Для поправки здоровья комиссия направила меня на родину, где и пробыл три месяца.
В 1941 году я вновь встал в строй защитников Родины. На этот раз сражаться пришлось на Волге. С великой гордостью могу сказать, что участвовал в обороне города Сталинграда. Немало об этой героической битве написано, рассказано. Как очевидец и непосредственный участник боёв скажу: пожалуй, ни в одной битве так резко не проявился характер советского бойца, защитника Родины. Сколько бы немцы не подтягивали к городу свежих сил, техники, ничто не могло сломить мужества защитников. Разграничить день и ночь не удавалось: бои шли круглосуточно. Бились за каждый дом, каждую груду камней, за каждый метр территории. Не раз случалось, что после короткого ожесточенного боя за дом, он бывал, занят: на одном этаже находились мы, на другом – фашисты. И снова – яростные схватки.
Да, бои шли страшные, но мы отстояли Сталинград, пленили фельдмаршала Паулюса и его войска. Потом, когда через переправу на Волге колонны пленных шли, то это растянулось на целую неделю, столько их было много.
После этих боёв мне пришлось участвовать во взятии Перекопа. Там здорово нам помогли «Катюши». Они вышли на огневые позиции и ударили по фашистам. После такого сокрушающего удара пошли мы и выбили немцев с Перекопа. Потом мы с боями продвигались на Ворошиловград, Мелитополь.
Освобождали мы и Севастополь, и тут я невольно вспомнил многострадальный Сталинград, сравнил его с Севастополем. И этот южный город был весь разрушен. Севастополь героически обороняли наши бойцы, моряки и немцы смогли его взять лишь после того, как разрушили до основания. И вот мы снова вернули его, выбив фашистов.
Были ещё бои в Крыму, потом в составе II Прибалтийского фронта я сражался в Прибалтике. Там и встретил Победу.
Имею боевые награды, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией».
Медалью «За отвагу» был награждён в 1942 году. Я был тогда в составе конной полковой разведки. Мы получили задание обследовать лес и посёлок, что находился в этом лесу. Это было в Крыму. Мы группой выехали на конях. Осторожно проверили лес, немцев не оказалось. Зато в посёлке было большое скопление немцев, тут же находились пушки и танки. Разведав, занеся данные, мы по возвращении доложили об увиденном. Правда, на обратном пути немцы нас заметили и, когда мы ехали просекой, они поставили отсечной артиллерийский огонь, пытаясь не дать нам уйти. Еле мы вырвались из-под обстрела. За удачно проведённую разведку её участники были представлены к наградам.
После окончания войны и демобилизация вернулся домой, работал бригадиром полеводческой бригады, заведующим свинофермой.
Оружие в руки я получил в 1940 оду, когда был призван в ряды Красной Армии. Служить довелось на Дальнем Востоке, на острове Сахалин, в 165-м стрелковом полку. Стали трактористов набирать для переквалификации в танкисты. Мы втроём – Паша Летунов, Коля Архипов и я – изъявили желание. Так мы попали в отдельный разведывательный танковый батальон, я стал башенным стрелком.
На западе нашей страны грохотала война, сражались наши сверстники, а нам приходилось стоять, охраняя дальневосточные рубежи Родины, быть готовым к схватке с японскими самураями. Противостояние длилось до 1945 г.
Война с фашистской Германией окончилась безоговорочной капитуляцией с её стороны и полной победой – с нашей. С окончанием боевых действий в нашу танковую бригаду пришли танки Т-34, самоходные артиллерийские установки, прибыли и фронтовики, имеющие большой опыт участия в боевых действиях.
В один из дней нам отдали команду, собрать и сдать постельные принадлежности. Мы охотно выполнили эту команду. Потом лежали на нарах и высказывали предположение, что уж теперь-то нас точно демобилизуют и распустят по домам. А ночью нас подняли по тревоге. Мы завели танки и двинулись к границе. Слышим, а там уже вовсю идёт стрельба.
Нашу колонну остановил генерал и произнёс краткую речь о том, что наша миссия – освободить Южный Сахалин от японских империалистов. Наши боевые машины устремились к полыхавшему бою. Дошли до укрепрайона, который был на границе. Там шла ожесточённая перестрелка наших пехотинцев с японцами. С нашей стороны уже есть раненые и убитые.
Чтобы выяснить обстановку, наш командир пошёл на рекогносцировку и надо же, как не повезло человеку. Он прошёл с боями финскую войну, сражался с фашистами, но стался жив. А тут одним из снарядов снесло ему верхнюю часть черепа. Погиб наш боевой командир. На его место заступил другой.
Из обстановки стало ясно, что идти в лоб, значит, понести большие потери, поэтому решено было идти в обход. Танки двинулись, но вот на пути преграда – речка, а мост взорван. Что делать? Помогла солдатская смекалка: наглухо замазали в танках все щели, задраили люки, по дну броском форсировали эту речку. По просёлочной дороге двинулись вперёд.
Завиднелось село. Уже на подходе к нему вдруг – блеск выстрела в селе, и рядом с нашей бронированной машиной взорвался снаряд. Японцы. Что предпринять? С дороги не съедешь, потому что кругом болота – утонешь. Если отступать, о успеют расстрелять из пушки и поджечь. Выход один – вперёд. Рванули. Пушка нашего танка послала два снаряда в сторону стреляющей японской пушки. Когда подскочили ближе, видим – пушка разбита, японцы, весь расчёт убит. В этом селе нас застала ночь.
На следующий день пошли разведывать переправу для танков через реку. Как оказалось, мост не только заминирован, но и подпилены сваи. Но, прежде чем, мы смогли это узнать, пришлось выдержать бой с охраной и отогнать её.
Позднее обнаружили склад с боеприпасами. Из него японцы запаслись патронами, гранатами. По координатам, переданным нами, ударили наши пушки и сожгли этот склад. Эти события происходили на нашем участке, а так по всему фронту шло наступление наших войск. Вскоре японские самураи капитулировали.
В 1946 году я был демобилизован из рядов Красной Армии и вернулся в родное село Благовещенское. До самой пенсии, на которую вышел в 1980 году, работал трактористом.
